Изгнание

Изгнание Павел Петрович налил в кружки чай, сел напротив Данилы и заговорил, пристально глядя молодому человеку в глаза. Было видно, что пожилому писателю неловко, он будто извинялся перед Данилой за всё произошедшее: — Ты прости меня. Вот ведь какая история закрутилась из-за этой Азовки. Кто бы мог подумать, что она сможет брата моего так окрутить! Да, у меня был близнец. Мы неразлучны были с самых ранних лет. Я и не думал, что такое случится. Однажды пошли мы с братом моим Пашкой в лес. Да, он тогда был Пашкой, а я, значит, Сашкой. А потом... Ну, лучше всё по порядку. Вот, значит, пошли мы с Сашкой в лес. Разошлись за грибами в разные стороны, а он, глядь, обратно идет, ящерку какую-то тащит: "Смотри, — говорит, — красота какая!" Я глянул: и правда, диковинная такая, расписная вся. И ведь сидит, не вырывается. Залезла на плечо к нему и уселась, будто на ухо что шепчет. Посмеялись с ним тогда, домой пошли. И всё б ничего, но вот стал Пашка с ней с тех пор неразлучен. А потом меняться начал. Поселилась в нем гневливость какая-то, словно обозлился на весь белый свет. А ведь раньше был добрейшим парнем: зверюшку не обидит, человеку слова плохого не скажет. Руки золотые, голова светлая, я всегда мечтал хоть чуточку на него быть похожим... А тут, как с цепи сорвался: склочничает, на всех кидается. А потом собрался, ящерку свою на плечо посадил да из дому ушел. Я уж без него убивался - свет был не мил. Словно полтела отрезали. Три дня метался по поселку, искал его, а потом занемог. Бился в горячке. Да так занятно получилось: как приступ беспамятства, так вижу все будто пашкиными глазами. Сидят вокруг меня, улыбаются, молодые все — девчонка-хохотушка, парни — двое, братья (тоже близнецы. как и мы), Азовка да ты. Я много раз в бреду горячечном тебя видел. Видать, люб ты был братишке-то моему. Он тебя, как сына, принял. Азовка заправляла всем. Плутовка хитрая! Вид сделала, что от Пашки зависит: нашептала ему во сне слова оборотные, что облик ее меняли с ящеркиного на человечий и обратно, да внушила, что заколдована она, а он ею так управлять может... Словно выведал он где-то слова эти и теперь главный над нею. А сама оборачивалась, когда хотела. Так ей проще было: всё, что не сделают они,— его вина, все беды — на нем. Но сам понимаешь, сколько веревочке не виться... Вышли на их след, скрутили всех... А уже на следующий день ко мне Константин Иванович с Еленой Додоновной и Семеном Степановичем пришли. Бажов посмотрел на Елену Прекрасную, которая согласно кивнула: — Так и было. Мы ж тогда пришли просто, чтобы сообщить, что Павла Бажова поймали. А Александр Петрович... да на нем же лица не было. Он на колени перед нами упал и начал упрашивать... — А как не упрашивать, голубушка! То ж брат мой был. Не хотел я память его марать, чтобы его душегубом и мошенником люди называли. — Вот только у всего в этом мире есть своя цена. Вот и в этом случае была своя, весьма высокая плата, — посмотрела в глаза Даниле и начала объяснять Елена Додоновна. — Константин Иванович не мог, конечно, стереть из памяти людей все воспоминания о бажовцах. Зато мог немного сменить вектор. Он внушил всем, что то была не банда, а собиратели фольклора, а все лихоимства их - сказы народные. Вот только не мог же просто взять и сгинуть сказочник народный. Пришлось, Александру Петровичу от имени и жизни своей отказаться, в брата-сказителя превратиться. — Всю оставшуюся жизнь быть Павлом Петровичем да жить вечно, чтобы не рассеялось заклятье, — такова моя цена. Но я готов был ее заплатить. В середине прошлого века сжалился надо мной Кощей, от людей спрятал, дал скинуть с плеч братскую жизнь да своей зажить. Вот только жить приходится уединенно, чтобы вопросов лишних не было. Бажов закончил свой рассказ и замолчал. В полной тишине было слышно, как пыхтит розовым носиком Семен Степанович: — А сейчас Азовка на волю пробралась и, видимо, вредничать начала. Он протянул Бажову фото Аленки с израненной призрачными буквами рукой, рассказал, что случилось. Тот покрутил в руках снимок, пристально его рассмотрел и опять замолчал на несколько минут. А потом сказал: — Знаком я с Азовкой, с силой ее недюжинной. Не она — это! Никак она не могла пробить защиту, что на университете на вашем лежит. Не знаю, кто это сделал. Вот только в девчушке этой что-то не так... Напоминает она мне кого-то, а кого — не пойму... Данила вскинул глаза на Бажова: — Вот и мне напоминает! Я уж Ксюшке не стал говорить, сам приглядываю за ней, деда Па... Он осекся на полуслове, а Бажов улыбнулся: — Называй-называй, тебе можно. — Деда Паша, ну ведь похожа она, очень на кого-то похожа. Что меня смущает — это то, что и вы ее узнаете, и я... А ведь мы с вами до этого дня не были даже знакомы. — Даа... Вы уж скажите девочке своей, чтобы ухо востро держала. А еще лучше спровадьте ее куда-нибудь подальше от этой, как ее, Аленки. Нужно к ней присмотреться. чую я, неспроста именно ее выбрали. Кролик очень шумно хлюпнул чаем: — Ой, простите-с... Елена Додоновна встрепенулась: — Ладно, пора и честь знать. Вы, Александр Петрович, если вспомните что, сообщите уж нам. Тот рассеянно кивнул: — Да-да, конечно! Затем писатель встал и подошел к молодому человеку: — Не держи на него зла, Данила! Прости, если сможешь, брата моего! Я ж понимаю, что обижен ты на него за обман, за то, как затащил он тебя в свою банду. Но он тебя любил и зла не хотел. Единственного оберегал из всех бажовцев. На глазах Данилы заблестели слезы. Он обнял Бажова и прошептал: — Конечно же я его прощаю! * * * Ксюша и Алена были, как на иголках. Они сидели, как и положено, в кабинете Жар-птицы и ждали расправы за неповиновение куратору. Прежде чем войти, Елена Додоновна сделала максимально суровое лицо и толкнула дверь: — То, что сегодня произошло, было просто непозволительно! Вести себя подобным образом в стенах нашего вуза — строго-настрого запрещено! Неповиновение старшим, проникновение на секретную территорию, да и просто наглость... так больше продолжаться не может! С завтрашнего дня вы обе отчислены! — Отчислены? — девчонки схватились за руки перед лицом отчаяния. Елена Додоновна посмотрела на сцепленные руки и вспомнила слова Бажова: — Нет. Ксюша Рускова, отчислена только ты. Алена Авдошкина остается и завтра же жду ее на занятиях. Что до тебя, Ксюша, отчислить я тебя могу, а вот уволить нет. Поэтому ты остаешься на правах стажера, неотступно следуешь за Данилой, поступаешь в полное его распоряжение и находишься только в его кабинете. Глаза Ксюши были полны слез - слез обиды, досады, разочарования. Она хотела остаться тут, с новой подругой — Аленкой. Вот только понимала, что приказы Жар-птицы не обсуждаются... Когда куратор выставила наказанных девчонок из кабинета, Ксюшу уже ждал Данила. Он тисками схватил девушку за руку и потащил в свой кабинет. Аленка осталась посреди коридора совершенно одна. С улыбкой смотрела она на свою руку, а вырезанные, казалось, до самой кости буквы стали затягиваться и исчезать прямо на глазах. Она холодно улыбалась: — Вот ведь псы! Разнюхали? Или случайно угадали? В любом случае, спасибо! Уже недолго осталось. Она ухмыльнулась и пошла вдоль коридора. Ее ладони были сжаты до крови в кулаки, в глазах плясали язычки пламени, а там, где она проходила, начинали полыхать огнем шторы. ========== Глава 1. Экзамен Глава 2. Первый день Глава 3. Что это значит? Глава 4. Иногда они возвращаются ========== Как Ксюша попала в Ч.У.Де.С.А. и что из этого вышло